Неточные совпадения
На запад пятиглавый Бешту синеет, как «последняя
туча рассеянной бури»;
на север подымается Машук, как мохнатая персидская шапка, и закрывает всю эту часть небосклона;
на восток смотреть веселее: внизу передо мною пестреет чистенький, новенький городок, шумят целебные ключи, шумит разноязычная толпа, — а там, дальше, амфитеатром громоздятся горы все синее и туманнее, а
на краю горизонта тянется серебряная цепь снеговых вершин, начинаясь Казбеком и оканчиваясь двуглавым Эльбрусом…
К вечеру они опять стали расходиться: одни побледнели, подлиннели и бежали
на горизонт; другие, над самой головой, превратились в белую прозрачную чешую; одна только черная большая
туча остановилась
на востоке.
Ямщик поскакал; но все поглядывал
на восток. Лошади бежали дружно. Ветер между тем час от часу становился сильнее. Облачко обратилось в белую
тучу, которая тяжело подымалась, росла и постепенно облегала небо. Пошел мелкий снег — и вдруг повалил хлопьями. Ветер завыл; сделалась метель. В одно мгновение темное небо смешалось со снежным морем. Все исчезло. «Ну, барин, — закричал ямщик, — беда: буран!..»
Там,
на востоке, поднимались тяжко синие
тучи, отемняя серую полосу дороги, и, когда лошади пробегали мимо одиноких деревьев, казалось, что с голых веток сыплется темная пыль.
«Все — было, все — сказано». И всегда будет жить
на земле человек, которому тяжело и скучно среди бесконечных повторений одного и того же. Мысль о трагической позиции этого человека заключала в себе столько же печали, сколько гордости, и Самгин подумал, что, вероятно, Марине эта гордость знакома. Было уже около полудня, зной становился тяжелее, пыль — горячей,
на востоке клубились темные
тучи, напоминая горящий стог сена.
Сильный дождь лил недолго.
Туча частью вылилась, частью пронеслась, и
на мокрую землю падали уже последние прямые, частые, мелкие капли. Солнце опять выглянуло, всё заблестело, а
на востоке загнулась над горизонтом не высокая, но яркая с выступающим фиолетовым цветом, прерывающаяся только в одном конце радуга.
В окне приказчика потушили огонь,
на востоке, из-за сарая, зажглось зарево поднимающегося месяца, зарницы всё светлее и светлее стали озарять заросший цветущий сад и разваливающийся дом, послышался дальний гром, и треть неба задвинулась черною
тучею.
Наконец стало светать. Вспыхнувшую было
на востоке зарю тотчас опять заволокло
тучами. Теперь уже все было видно: тропу, кусты, камни, берег залива, чью-то опрокинутую вверх дном лодку. Под нею спал китаец. Я разбудил его и попросил подвезти нас к миноносцу.
На судах еще кое-где горели огни. У трапа меня встретил вахтенный начальник. Я извинился за беспокойство, затем пошел к себе в каюту, разделся и лег в постель.
С утра погода стояла хмурая; небо было: туман или
тучи. Один раз сквозь них прорвался было солнечный луч, скользнул по воде, словно прожектором, осветил сопку
на берегу и скрылся опять в облаках. Вслед за тем пошел мелкий снег. Опасаясь пурги, я хотел было остаться дома, но просвет
на западе и движение
туч к юго-востоку служили гарантией, что погода разгуляется. Дерсу тоже так думал, и мы бодро пошли вперед. Часа через 2 снег перестал идти, мгла рассеялась, и день выдался
на славу — теплый и тихий.
К полудню погода испортилась совсем.
Тучи быстро бежали с юго-востока и заволакивали вершины гор. Я часто поглядывал
на компас и удивлялся, как наш проводник без всяких инструментов держал правильное направление.
Солнце склонилось
на запад к горизонту, по низине легла длинная тень,
на востоке лежала тяжелая
туча, даль терялась в вечерней дымке, и только кое-где косые лучи выхватывали у синих теней то белую стену мазаной хатки, то загоревшееся рубином оконце, то живую искорку
на кресте дальней колокольни.
После полудня погода испортилась. Небо стало быстро заволакиваться
тучами, солнечный свет сделался рассеянным, тени
на земле исчезли, и все живое попряталось и притаилось. Где-то
на юго-востоке росла буря. Предвестники ее неслышными, зловещими волнами спускались
на землю, обволакивая отдаленные горы, деревья в лесу и утесы
на берегу моря.
Наконец, всё это разрешилось дождевым ливнем,
тучи провалили
на восток, и яркое солнце открылось
на западе.
Заря между тем, чуть-чуть занимавшаяся
на горизонте, не предвещала ничего особенно печального: напротив того, небо, в котором начинали тухнуть звезды, было чистоты и ясности необыкновенной; слегка зарумяненное восходом, оно приветливо улыбалось и спешило, казалось, освободиться от
туч, которые, как последние морщинки
на повеселевшем челе, убегали к
востоку длинными, постепенно бледнеющими полосками.
Тучи громадных событий скоплялись
на Востоке: славянский вопрос все более и более начинал заинтересовывать общество; газеты кричали, перебранивались между собой: одни, которым и в мирное время было хорошо, желали мира; другие, которые или совсем погасали, или начинали погасать, желали войны; телеграммы изоврались и изолгались до последней степени; в комитеты славянские сыпались сотни тысяч; сборщицы в кружку с красным крестом появились
на всех сборищах, торжищах и улицах; бедных добровольцев, как баранов
на убой, отправляли целыми вагонами в Сербию; портрет генерала Черняева виднелся во всех почти лавочках.
Темный
восток посерел; ветер стал утихать.
Тучи разошлись; умирающие звезды виднелись кое-где
на побледневшем зеленоватом небе. Начало светать; в лагере кое-кто проснулся, и услышавшие звуки сражения будили других. Говорили мало и тихо. Неизвестность близко подошла к людям: никто не знал, что будет завтра, и не хотел ни думать, ни говорить об этом завтрашнем дне.
На половине дороги, вдруг откуда ни взялись, потянулись с северо-востока черные, страшные
тучи и очень быстро и густо заволокли половину неба и весь край западного горизонта; сделалось очень темно, и какое-то зловещее чувство налегло
на нас.
Но жена не слышит, подавленная сном. Не дождавшись её ответа, Тихон Павлович встал, оделся и, сопровождаемый её храпом, вышел из комнаты
на крыльцо, постоял
на нём с минуту и отправился в сад. Уже светало.
Восток бледнел, алая полоса зари лежала
на краю сизой
тучи, неподвижно застывшей
на горизонте. Клёны и липы тихонько качали вершинами; роса падала невидимыми глазом каплями; где-то далеко трещал коростель, а за прудом в роще грустно посвистывал скворец. Свежо… И скворцу, должно быть, холодно…
Оленька, дочь отставного коллежского асессора Племянникова, сидела у себя во дворе
на крылечке, задумавшись. Было жарко, назойливо приставали мухи, и было так приятно думать, что скоро уже вечер. С
востока надвигались темные дождевые
тучи, и оттуда изредка потягивало влагой.
Сизая, тяжелая
туча, низко повисшая
на востоке, одна только боролась с сияющим торжеством нарядного летнего утра.
И́дут все полки могучи,
Шумны, как поток,
Страшно медленны, как
тучи,
Прямо
на восток.
Карета въехала во двор и остановилась у подъезда. Мы вышли из нее. Дождь уже прошел. Громовая
туча, сверкая молниями и издавая сердитый ропот, спешила
на северо-восток, всё более и более открывая голубое, звездное небо. Казалось, тяжело вооруженная сила, произведя опустошения и взявши страшную дань, стремилась к новым победам… Отставшие тучки гнались за ней и спешили, словно боялись не догнать… Природа получала обратно свой мир…
Восток незаметно яснел, отражая свой слабый свет
на подернутом тонкими
тучами своде неба.
Произошло огромное, величественное, ярко-радостное событие в жизни Эллады. Несметный флот Ксеркса был разбит греками при Саламине,
на следующий год и сухопутные полчища его были уничтожены под Платеями. Черные грозовые
тучи, зловеще поднявшиеся с
востока, рассеялись без следа. Впервые со времен Дария Эллада вздохнула вольно и радостно.
Тучи — низкие, причудливо-лохматые — горели по всему небу яркими красками. Над головою тянулось большое, расплывающееся по краям, облако ярко-красного цвета, далеко
на востоке нежно розовели круглые облачка, а их перерезывала черно-лиловая гряда
туч. Облако над головою все краснело, как будто наливалось кроваво-красным светом. Небо, покрытое странными, клубящимися
тучами, выглядело необычно и грозно.
Усталые и продрогшие, все вяло тащились по рассклизшей, грязной дороге.
На севере громоздились уходившие
тучи и глухо грохотал гром. Над лесом, среди прозрачно-белых тучек, плыл убывавший месяц. Было сыро и холодно,
восток светлел.
В одиннадцатом часу Ордынцевы возвращались домой. В воздухе все чувствовалась та же тревога. Ветер с протяжным свистом проносился через сады. Телефонные проволоки жалобно гудели. Над головою с
востока на запад неподвижно тянулась черная гряда
туч. И что-то зловещее было в ее неподвижности, когда внизу все выло и билось. Горизонт над морем слабо сиял от невзошедшего еще месяца.
На дворе было темно. Видны были одни только силуэты деревьев да темные крыши сараев.
Восток чуть-чуть побледнел, но и эту бледность собирались заволокнуть
тучи. В воздухе, уснувшем и окутанном во мглу, стояла тишина. Молчал даже дачный сторож, получающий деньги за нарушение стуком ночной тишины, молчал и коростель — единственный дикий пернатый, не чуждающийся соседства со столичными дачниками.
Когда две кровавые
тучи, одна после другой, с
востока и запада покрыли всю раздробленную Россию, тогда и наши немцы, усиленные прибытием многочисленных сподвижников, начали расширяться
на севере.
Туча сдвинулась с полнеба, звезды заискрились, предметы несколько выступили из земли, и вход в лес означился. Вольдемар с трудом поворотил шею, сжатую страхом: нигде уж не видать было огонька. Члены его развязались, грудь освободилась от тяжести,
на ней лежавшей; ветерок повеял ему в лицо прямо с
востока, и сердце его освежилось. Смело вошел он в лес и через несколько минут очутился в хижине лесничего.
Она развязала котомку, достала плохонький стереоскоп и пачку фотографий. Мы перешли к порогу, ближе к свету. Теперь дождь моросил лениво и скупо,
тучи уходили
на восток, и перекаты грома доносились издалека.
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел
на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Новодевичьего монастыря, увидал морозную росу
на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с
востока и торжественно выплыл край солнца из-за
тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, всё заиграло в радостном свете, — Пьер почувствовал новое, неиспытанное чувство радости и крепости жизни.
Начинало светать, небо расчистило, только одна
туча лежала
на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Короткая летняя ночь уже проходила;
тучи разошлись, и
на востоке начинало брезжить, а у угла оконного переплета тихо прожужжали две переменившиеся местами мухи.